У ласкова у князя у Владимира
Было пированьице, почестен пир
На многих князей, на бояр,
На русских могучих богатырей
И на всю поляницу удалую.
Почестный пир идет навеселе.
Все на пиру пьяны-веселы,
Все на пиру порасхвастались:
Глупый хвастает молодой женой,
Безумный хвастает золотой казной,
А умный хвастает старой матерью.
За тем за столом за дубовыим
Сидит богатырь Сухмантий Одихмантьевич;
Ничем-то он, молодец, не хвастает.
Солнышко Владимир стольно-киевский
По гридне столовой похаживает,
Желтыми кудёрками потряхивает,
Сам говорит таковы слова:
— Ай же ты, Сухмантий Одихмантьевич!
Что же ты ничем не хвастаешь,
Не ешь, не пьешь, не кушаешь,
Белой лебеди не рушаешь?
Или чара тебе шла не рядобная,
Или место было не по отчине,
Или пьяница надсмеялся-то?
Воспроговорит Сухман Одихмантьевич:
— Солнышко Владимир стольно-киевский!
Чара-то мне-ко шла рядобная,
А и место было по отчине,
Да и пьяница не насмеялся мне.
Похвастать не похвастать добру молодцу:
Привезу тебе лебедь белую,
Белу лебедь живьём в руках,
Не ранену лебёдку, не кровавлену.
Тогда Сухмантий Одихмантьевич
Скоро вставал на резвы ноги,
Приходит из гридни из столовыя
В тую конюшеньку стоялую,
Седлает он своего добра коня,
Взимает палицу воинскую,
Взимает для пути для дороженьки
Одно свое ножище-кинжалище.
Садился Сухмантий на добра коня,
Уезжал Сухмантий ко синю морю,
Ко тоя ко тихия ко заводи.
Как приехал ко первыя тихия заводи —
Не плавают ни гуси, ни лебеди,
Ни серые малые утёныши.
Ехал ко другия ко тихия ко заводи —
У тоя у тихия у заводи
Не плавают ни гуси, ни лебеди,
Ни серые малые утёныши.
Ехал ко третия ко заводи —
У тоя у тихия у заводи
Не плавают ни гуси, ни лебеди,
Ни серые малые утёныши.
Тут-то Сухмантий пораздумался:
«Как поехать мне ко славному городу ко Киеву
Ко ласкову ко князю ко Владимиру?
Поехать мне — живу не бывать.
А поеду я ко матушке Непре-реке!»
Приезжает ко матушке Непре-реке.
Матушка Непра-река течет не по-старому,
Не по-старому течет, не по-прежнему,
А вода с песком помутилася.
Стал Сухмантьюшка выспрашивати:
— Что же ты, матушка Непра-река,
Что же ты течешь не по-старому,
Не по-старому течешь, не по-прежнему,
А вода с песком помутилася?
Испроговорит матушка Непра-река:
— Как же мне течь было по-старому,
По-старому течь, по-прежнему?
Как за мной, за матушкой Непрой-рекой,
Стоит сила татарская неверная —
Сорок тысячей татаровей поганыих.
Мостят они мосты калиновы;
Днем мостят, а ночью я повырою —
Из сил матушка Непра-река повыбилась!
Раздумался Сухмантий Одихмантьевич:
«Не честь-хвала мне молодецкая
Не отведать силы татарския,
Татарския силы неверныя».
Направил своего добра коня
Через тую матушку Непру-реку:
Его добрый конь перескочил.
Приезжает Сухмантий ко сыру дубу,
Ко сыру дубу кряковисту,
Выдергивал дуб со кореньями,
За вершинку брал, а с комля сок бежал,
И поехал Сухмантьюшка с дубиночкой.
Напустил он своего добра коня
На тую ли на силу на татарскую,
И начал он дубиночкой помахивати,
Начал татар поколачивати.
Махнет Сухмантьюшка — улица,
Отмахнет назад — промежуточек
И вперед просунет — переулочек.
Убил он всех татар поганыих.
Бежали три татарина поганыих,
Садились под кусточки под ракитовы,
Направили стрелочки калёные.
Приехал Сухмантий Одихмантович
Ко той ко матушке Непре-реке —
Пустили три татарина поганыих
Три стрелочки калёные
Во его в бока во белые.
Тут Сухмантий Одихмантьевич
Стрелочки калёные выдергивал,
Совал в раны кровавые листочки маковы,
А трех татаровей поганыих
Убил своим ножищем-кинжалищем.
Садился Сухмантий на добра коня,
Приезжал ко городу ко Киеву,
Ко тому двору княженецкому.
Привязал коня ко столбу ко точёному,
Ко тому кольцу золочёному,
Сам бежал во гридню во столовую.
Князь Владимир стольно-киевский
По гридне столовыя похаживает,
Желтыми кудёрками потряхивает,
Сам говорит таковы слова:
— Ай же ты, Сухмантий Одихмантьевич!
Привез ли ты мне лебедь белую,
Белу лебедь живьём в руках,
Не ранену лебёдку, не кровавлену?
Говорит Сухмантий Одихмантьевич:
— Солнышко князь стольно-киевский!
Мне, мол, было не до лебёдушки:
А за той за матушкой Непрой-рекой
Стояла сила неверная,
Сорок тысячей татаровей поганыих.
Шла же эта сила во Киев-град,
Мостила мосточки калиновы.
Они днем мосты мостят,
А матушка Непра-река ночью повыроет.
Напустил я своего добра коня
На тую на силу на татарскую,
Побил всех татар поганыих.
Солнышко Владимир стольно-киевский
Приказал своим слугам верныим
Взять Сухмантья за белы руки,
Посадить молодца в глубок погреб,
А послать Добрынюшку Никитинца
За тую за матушку Непру-реку
Проведать заработки Сухмантьевы.
Седлал Добрыня добра коня,
И поехал молодец в чисто поле.
Приезжает ко матушке Непре-реке
И видит Добрыня Никитинец:
Побита сила татарская.
И видит дубиночку-вязиночку
У тоя реки, разбитую на лозиночки.
Привозит дубиночку во Киев-град,
Ко ласкову князю ко Владимиру,
Сам говорит таковы слова:
— Правдой хвастал Сухман Одихмантьевич.
За той за матушкой Непрой-рекой
Есть сила татарская побитая —
Сорок тысячей татаровей поганыих.
И привез я дубиночку Сухмантьеву,
На лозиночки дубиночка облочкана,
Потянула дубина девяносто пуд!
Говорил Владимир стольно-киевский:
— Ай же слуги мои верные!
Скоро идите в глубок погреб,
Взимайте Сухмантья Одихмантьевича,
Приводите ко мне на ясны очи.
Буду его, молодца, жаловать-миловать
За его услугу за великую
Городами его с пригородками,
Или сёлами со присёлками,
Иль бессчетной золотой казной долюби.
Приходят его слуги верные
Ко тому ко погребу глубокому,
Сами говорят таковы слова:
— Ай же ты, Сухмантий Одихмантьевич!
Выходи со погреба глубокого:
Хочет тебя солнышко жаловать,
Хочет тебя солнышко миловать
За твою услугу великую. —
Выходил Сухмантий с погреба глубокого
Выходил на далече-далече во чисто поле,
И говорил молодец таковы слова:
— Не умел меня солнышко миловать,
Не умел меня солнышко жаловать.
А теперь не видать меня во ясны очи!
Выдергивал листочки маковые
Со тыих с ран со кровавыих,
Сам Сухмантий приговаривал:
— Потеки Сухман-река
От моей от крови от горючия,
От горючия крови, от напрасныя!
